Голосование за ходы

Послушная маленькая девочка. Делает, что говорят. Мотает на ус. Очень смышленая, рано говорить научилась, начала убираться и по мелочи готовить почти сразу, как научилась ходить. Сразу начала обозначать, что ей нравится, а что нет. Чечевичный суп люблю, а хумус мне давать не надо. Этот человек хороший, а этот плохой. Хочу спать на этой кровати, а не на той. Но, разумеется, ее заставляли есть, что дают, и спать, где надо. Она слушалась. Хвалили ее — хорошая жена будет. В девять лет отдадим! Отсчет времени в ее голове начался.

И думала себе — я не понимаю, почему надо действовать так, но доверюсь этим умным людям. Я всего лишь ребенок. Уже в нежном возрасте было такое понимание.

Читать очень хотела научиться. Вот прямо когда узнала, что это возможно — крикнула “я тоже хочу!”. И ее научили. Читала все, до чего дотянется. Книг было не то чтобы много. Она просила купить еще, но ей не купили. Тогда она сказала “научите меня еще и писать, тогда я свои сделаю!”. На смех подняли, больше об этом не спрашивала. Но чернила украла, пыталась сама разобраться.

Сразу, еще до того, как ее начали полноценно об этом учить, начала читать про веру. И про обычный ислам, и про хуррамитство, и про шариат. И потом такая подошла к маме (любимой из всех) с вопросом, почему здесь так, а не иначе.

И тут началось формальное обучение.

И тут закрались в ее голову сомнения.

Не сразу. Она послушно учила термины. Проникалась историей. Тренировалась этикету — с трудом, конечно, единственная область знаний, которая не липла к ней как мухи к меду. Вежливые обращения она произносила с таким усталым и ироничным выражением на лице, что ей сказали с ними не перебарщивать.

Ее хвалили за то, какая она растет хорошая и правоверная. Опять стали про мужа говорить.

И она поняла — не хочет она этого. И оттуда пошло все остальное.

Зачем ей следовать всем этим правилам? Откуда они взялись? Пророки сказали? А пророки откуда знают? Аллах сказал? Почему он не скажет мне напрямую? Ну, по идее он должен мочь? Зачем так сложно?

Но умные люди говорят так, а я всего лишь ребенок. Поумнею — разберусь.

Свои сомнения не выносила на люди. Чтобы опять на смех не подняли. Была послушной маленькой девочкой. Хотя уровень дерзости возрос — от нелюбимой ей еды начала отказываться прямо категорично.

Они шили ковры. Она тоже научилась. Ей это было очень приятно — потому что здесь надуманных правил не было. Все логично. Понятно, что, куда и почему. Результаты были налицо — тот ковер лучше, тот хуже, и это напрямую зависит от того, следует ли она правилам. Она могла видеть, откуда взялись правила и каковы их последствия.

А про правила веры она так и не поняла.

Тихо, когда никто не слышит, говорила вслух откровенную ересь. Открытую, очевидную. Просто посмотреть, станет ли метафорический ковер хуже. Не стал.

Точно ли взрослые знают, о чем говорят?

Смелее стала. Ходила, куда нельзя. Ела чужую еду. Одевалась в чужую одежду.

И однажды зашла совсем не туда.

Зря.

Очень зря.

И теперь на нее навесили очень жесткий набор правил, куда страшнее всех, с коими сталкивалась ранее.

Рабство.

—

Что делать в повозке? Оглядывается.

Это ее последний шанс не последовать правилам.

Она привыкла притворяться тихой, а за спиной давить ересь.

Сейчас тоже так получится?

Местный ромей прямо так в пику высказался. Довольно очевидно, что с тем же огнем в сердце, с которым Мариам говорила об Аллахе.

— Да, полностью согласна с твоим мнением о Багдаде! — крикнула, — Если не со словами, то с тем смыслом, что ты пытаешься вложить в эти слова!

Ангелы – агенты отца. В первую очередь "посланники". Раньше они общались со смертными напрямую, доводили до них волю Отца.

На верхушке иерархии стоят Серафимы. Они непосредственно у трона Отца, на землю не спускаются никогда, и никакой смертный их никогда не видел. Конкретная их природа – неясна.

Чуть ниже – Херувимы. В ранние времена со смертными общались именно они. Сейчас их уже почти не видно.

Где-то там же – Престолы. Про них можно сходу сказать только то, что они судят смертных. Возможно, именно они решают, кто идет в ад, а кто нет?

Господства. Когда Отец создавал структуру материальной реальности с ее законами, он создавал именно их. Через них происходит вся физика мира. Каждый отражает какой-то аспект реальности.

Силы. Если Господства решают вопросы материального мира, то Силы решают вопросы морали, этики и, возможно, сути греха.

Власти. Они спускаются на землю в период большой нужды, обычно нападений демонов, и буквально с ними сражаются огненными мечами.

Начала. Они организуют людей в мирное время. Господства решают вопросы материальные, Силы – моральные, а Начала, получается, социальные и организационные. Ведут конкретных людей, отвечают на молитвы.

Архангелы. У них нет определенной задачи или цели. "Разнорабочие". Делают то, что не делают остальные. Каждый со своим доменом.

Ну и в самом низу просто "ангелы". Не категоризованные, более слабые существа, принадлежащие к той же структуре. Ближе к людям, возможно, опытный и сильный человек мог бы такого даже убить.

Арию слегка напрягал тот факт, что остальные исследуют дом и обсуждают гипотезы, пока она сидит сфокусированная за роялем. Словно она теряет что-то. А допросить остальных, что они нашли, потом гордость не позволит. Если остальные выяснят историю Люциана за ее спиной!.. О таком лучше не думать, собьет концентрацию. А играть на малознакомом музыкальном инструменте (с которым она чаще взаимодействовала в качестве подставки под эротические приключения, чем как с инструментом) нужно с концентрацией и анализом.

Она аккуратно пролистнула нотную книгу, пытаясь врубиться, в чем суть мелодии. Она привыкла в любую композицию вставлять элемент импровизации, и вообще скорее передавать вайбы, чем буквальный смысл нот, и сейчас от этой привычки надо было отказаться.

Она закусила губу.

Состояние Элизабет было еще страшнее, чем казалось на первый взгляд. Под коростами крови оказалось, что большая часть плоти сгнила, и даже часть костной ткани почернела. Подумали, что стоит вырезать, а что нет. Сошлись, что если вырезать плохие части, даже нож не нужен, можно выкинуть Лизу целиком. Поэтому просто очистили и срезали совсем уж мертвые куски. Потом Захария осенил ее светом — некоторые раны начали затягиваться, переломы встали на место, хотя, конечно, отсутствующие части тела не появились. Провели инвентаризацию. Руки-ноги вроде на месте, хотя с учетом отсутствующих участков мышц вряд ли она сейчас может или шевелить. Грудь и живот разодраны в хлам, смертный не земле умер бы моментально. Одного легкого нет. А вот от лица нет и половины. Глаза и нос отсутствуют, дыры одни зияющие, левой щеки нет совсем, в правой дыра, нет половины зубов — чудо, что Килгор смог ее узнать в таком состоянии. Но дышит.

Сделав все, что могли, друзья надели ей на истощенный палец кольцо. Оно сразу же впилось ей в кожу. В отличие от формы Захарии, Лиза не извивалась, не мучалась, ее тело не проходило через страшные трансформации. Она просто резко пришла в себя.

Элизабет

ссылка

Тебе выдали новую работу.

Узнать. Понять. Выучить.

Ты ученый, ты умеешь.

Тебе дали лабораторию. Большую. Целое здание. Приборы, склянки, машины.

Человек входит внутрь. Знание выходит наружу.

Тебе выдали палочку с заклинанием “тишина”.

Никого другого в здании не было. Ты была одна. Полная академическая свобода.

И личная тоже. Никто не мешал тебе проводить те эксперименты, которые ты хотела.

Ты напрямую спросила своего начальника.

“Делай, что хочешь. Ученый здесь ты.”

И ты делала, что хотела.

Что хотела.

Ты даже не знала, что в тебе есть такие желания.

Разумеется, лишь академический интерес.

Никакой страсти, чувственности или привязанности.

Но это все равно было интересно.

Узнавать столько о человеческом теле.

О человеческой душе.

Руки, конечно, пришлось помарать и лично.

Не приборами едиными. Иногда нужен прямой опыт.

Коснуться знания.

Понять его висцерально.

Ты не помнишь, сколько времени прошло с начала исследования.

Ты подходила к начальнику со своими выводами.

С таблицами, графиками, данными.

“Нет. Не то. Продолжай исследования.”

Пришлось зарываться глубже.

Жестче.

Сильнее.

Благо, поток образцов не прекращался.

В голове был зуд. Ты узнала столько всего нового.

Было какое-то отрешение от собственного тела.

Оно хрупкое и уязвимое.

Ты, в первую очередь, свой разум.

Но когда ты обратила внимание, что тело у тебя все-таки есть, как бы это ни было печально.

Оно работало не совсем так, как у образцов.

Ты не спала. Ты не ела. Ты не отдыхала.

Каждая секунда была проведена за работой.

Не было так с самого начала.

На ранних этапах исследования ты жила.

А теперь ты только работала.

С маниакальной концентрацией.

Ты ничего не хотела. Ты не испытывала никаких эмоций. У тебя не было никаких радостей.

Только исследования.

Почему?

“Ты ученый. Выясни это сама.”

И ты выясняла.

Ты исследовала себя.

Свое тело, свою душу.

У тебя было две линии на графике. Данные по себе и усредненные данные по образцам.

Через что именно ты себя пропустила?

Ты не помнишь. Возможно, ты не хочешь помнить.

Постепенно, шаг за шагом, куски головоломки вставали на место.

Это была знакомая тебе радость.

Но сейчас это не была радость.

“Почему ты здесь? Ты что-то выяснила?”

Это ненастоящее исследование.

“Почему?”

Нет цели. Нет задачи. Нет критериев успеха.

“И зачем же я держу тебя здесь?”

Я думаю, это ад.

“Умная девочка.”

Что теперь?

…

Ты ожидала, что будет больно.

Это не должно было быть сюрпризом.

Мир несимметричен в этом отношении.

Палач-новичок после короткого инструктажа может причинить больше боли за пятнадцать минут, чем самый продвинутый секс-артист на земле может доставить удовольствия за неделю.

И это люди. Жалкие создания, так-то.

Что могут придумать демоны из ада?

Поначалу — ничего особенного. Чистая вульгарность.

И всего-то на тысячу лет. Потом отпустят.

И ты не могла к этому привыкнуть.

Обычно люди акклиматизируются. Ты видела это своими глазами.

Сдаются. Падают в мягкие объятья безумия. Превращаются в пустые оболочки.

Теряют квалиа?

С тобой этого не происходило.

Каждый день здесь был так же плох, как и первый.

Каждый день пытка начиналась заново

И ты осознавала, кто ты и где находишься, с кристальной ясностью сознания.

День 1.

Твоя клетка была горяча, как расплавленный металл. Каждое прикосновение отдавалось пыткой по всему телу, и ты отдергивала конечность.

Но ты не могла взлететь над клеткой.

Можно было только танцевать.

Во время твоего танца с тебя сдирали кожу. Насекомые прогрызались вглубь твоего тела. Выкручивали суставы.

День 5.

Твоя клетка была горяча, как расплавленный металл. Каждое прикосновение отдавалось пыткой по всему телу, и ты отдергивала конечность.

Но ты не могла взлететь над клеткой.

Можно было только танцевать.

Во время твоего танца с тебя сдирали кожу. Насекомые прогрызались вглубь твоего тела. Выкручивали суставы.

День 468.

Твоя клетка была горяча, как расплавленный металл. Каждое прикосновение отдавалось пыткой по всему телу, и ты отдергивала конечность.

Но ты не могла взлететь над клеткой.

Можно было только танцевать.

Во время твоего танца с тебя сдирали кожу. Насекомые прогрызались вглубь твоего тела. Выкручивали суставы.

Это всего лишь на тысячу лет.

Ты помнила об этом.

Это не навсегда.

День 55669.

Твоя клетка была горяча, как расплавленный металл. Каждое прикосновение отдавалось пыткой по всему телу, и ты отдергивала конечность.

Но ты не могла взлететь над клеткой.

Можно было только танцевать.

Во время твоего танца с тебя сдирали кожу. Насекомые прогрызались вглубь твоего тела. Выкручивали суставы.

День 365239.

Твоя клетка была горяча, как расплавленный металл. Каждое прикосновение отдавалось пыткой по всему телу, и ты отдергивала конечность.

Но ты не могла взлететь над клеткой.

Можно было только танцевать.

Во время твоего танца с тебя сдирали кожу. Насекомые прогрызались вглубь твоего тела. Выкручивали суставы.

Оставалось недолго.

День 365250.

Твоя клетка была горяча, как расплавленный металл. Каждое прикосновение отдавалось пыткой по всему телу, и ты отдергивала конечность.

Но ты не могла взлететь над клеткой.

Можно было только танцевать.

Во время твоего танца с тебя сдирали кожу. Насекомые прогрызались вглубь твоего тела. Выкручивали суставы.

Ты считала минуты.

Скоро все закончится.

Что бы ни было там, дальше.

Оно не может быть хуже, чем это.

“Прошла первая секунда твоего пребывания здесь”

Продолжай надеяться. Идиот.

…

Нет.

Надо что-то делать.

Раскаяться?

Сможешь ли ты?

Появилась возможность.

Прямо с неба упала.

Неужели Отец помог?

Неужели вошел в положение?

Кольцо.

Можно надеть.

И это прекратится.

…

Боль отступила.

По сравнению с прошедшей тысячей лет — как оргазм.

Только никогда не прекращающийся.

По всему телу.

И по душе.

Некая внутренняя свобода.

Ты перестала бороться против собственного мозга.

Нашла себя.

Сейчас казалось, что ты можешь сделать что угодно.

Но что ты будешь делать, Лиза?

Принимай решение правильно.

Нахлынуло понимание.

Никому конкретному ты не причинила столько боли, сколько получила сама здесь.

Но в сумме? По всем?

Уже нельзя делать такого категоричного заявления.

Ведь с каждым новым человеком пытка начинается заново. От души к душе акклиматизации не происходит.

И каждый раз ты теряла частичку своей души.

Я даже не буду пытаться достучаться до совести.

Не в ней дело.

Эгоизм, сам по себе, не грех. Если ты делаешь себя лучше.

Но каждый раз, как ты уничтожала чью-то жизнь.

Ты делала себя слабее.

Ты теряла часть себя.

Ты ослабляла свой рассудок.

Ты ограничивала свои возможности.

Может, тебе могли бы помочь. В церкви, поставить твой мозг на нужные рельсы.

Но ты не любишь рельсы, да? Ты хочешь выбирать свой путь.

И вот ты катишься навстречу безумию.

Ты выбрала неправильно.

Это не есть, само по себе, плохо. Если бы мы не могли выбрать неправильно, какой бы это был выбор?

В глубине души ты хочешь делать добро, но ты не понимаешь, чего люди хотят, не знаешь, в чем добро заключается.

Разумеется, со стороны это выглядит как откровенное зло.

Время учиться эмпатии.

Не потому что надо.

Не потому что так сказал Отец.

Не потому что так написано в каких-то абстрактных законах морали.

А потому что это сделает тебя сильнее.

Это сделает тебя лучшим человеком.

Ты пыталась понять мир, но ты не пыталась понять людей.

А ведь это самое важное в мире.

Без людей мир мог бы и не существовать вовсе, никому не было бы дела.

Вот тебе новое направление исследования.

Как понять, что люди хотят?

Как понять, что сделает их жизнь лучше?

Как понять, что приносит счастье, радость?

Изучай. Догадывайся. Ты ученый.

Самый важный вопрос.

Категорически недоизученный.

Как жить?

И если ты не научишься жить радостно, свободно.

С удовольствием. И улыбкой на лице.

И не протестируешь свои гипотезы на окружающих, разумеется.

День 365251.

Удачи.

...

В этой Бойне ты была долго. Плавленная клетка, насекомые – это все было иносказательно. На самом деле ты была тут, распятая на кресте, неспособная даже пошевелиться. Ты пыталась что-то сказать, но выходили только стоны. К тебе приходили крестьяне и срезали мясо. Когда не хватало мяса, забирали органы. Одному крестьянину, с деревянной ногой, ты явно понравилась и не только в пищевом смысле. Где-то каждую неделю, когда забрать у тебя было нечего, кроме души, приходил еще один, характерный такой, с рыжей бородой, отсутствующей ладонью, хромающий. И начинал какой-то ритуал. Свечки, символы, фразы на непонятном языке. Прикасался к тебе. Твое тело обнимало болезненным огнем, и через десять минут он гас, оставляя твое тело вновь здоровым и нетронутым. Продолжая приток пищи, понимаешь.

Сейчас ты лежала на земле. Руки и ноги ныли, но двигать ты ими могла. Разве что зрения не было. И слова из уст шли сложно, с такими-то ранами. Но жить было можно.

АПОШЫВПАОТШЩВЫКУПРОГКАВРЗГЫЩР5ПКЕГПРЗОТКАВПШЫДЩЖРТИВЫЕГЗШЩПРТМГКЩЫПЗЩЫКУРРРТ

Тварь покорно протянула лапу. Азраил подошел и нагнулся с интересом.

Скрепив сердце, Килгор надел твари на лапу кольцо. Шипы на кольце сразу же вонзились в кожу, проливая кровь.

Целые пять секунд ничего не происходило. Уже хотелось признать поражение. И тут тварь издала вой. Громкий, пронзительный, полный боли. Она упала на землю, начала извиваться. Сначала своими мышцами – но потом до такой степени, что ее явно изворачивало изнутри. С хрустом кости ломались, искажались, вытягивались. Лилась кровь; лицо Килгора забрызгал зловонный гной; даже Азраил с опаской отошел на пару шагов.

И тем не менее, тело твари начало принимать примерно гуманоидную форму. Конечности вытягивались, лицо принимало форму. Спустя минуту перед Килгором лежало обнаженное тело полуорка. И несмотря на то, что черты его лица были искажены, и что он выглядел куда более худым и истощенным, чем обычно, Килгор мог узнать его. Его старый знакомый, Захария Рэймонд...

Захария

ссылка

Ты правил миром. Ты был на вершине. Тебе было доступно все. Лучшая еда, лучшие женщины, божественная музыка. Тебя слушались беспрекословно.

Но был ли это настоящий мир?

Вроде у той куртизанки грудь была побольше? И комнаты в сауне были в другом порядке. Рулька была приправлена кетчупом, но на вкус это был... грибной соус, что ли? Или нет...

Ранее беспрекословно подчинявшиеся тебе люди начали плести коварные интриги за твоей спиной. У тебя не было причин так полагать, но ты был уверен в этом. Твоя еда стала менее вкусной – однозначно намеренное предательство от повара. В одну ночь ты несколько часов не мог заснуть – магия какая-то.

Ты приказал казнить всех подозрительных. Но интриги не закончились.

С каждым днем становилось хуже. Ты не мог понять, в чем. Просто хуже. Возможно, это твое восприятие? Нет, невозможно. Ты полностью адекватно осознаешь реальность.

Но реальность ли это?

Потом бессонница. Ночь за ночью, твой рассудок слегка нарушался. Ты стал более нервным, более чувствительным. Вещи, которые раньше казались прекрасными, сейчас воспринимались как раздражающий элемент.

После двух недель бессонницы ты бродил по дворцу, как зомби. Не хотелось ничего, кроме как спать. К тебе подходили люди, и ты слал их к черту. Что бы они ни хотели. Тебя окружали самые прекрасные девушки, но ты все равно мастурбировал вечером, в своей комнате, в надежде, что прилив эндорфинов в кровь поможет заснуть.

И однажды он помог. Ты заснул. А потом ты проснулся.

В другом месте.

Нет, это был тот же дворец. Но это было другое место. Внешность людей вокруг тебя не изменилась, но они стали уродливыми. Вкус еды не изменился, от него хотелось блевать. Пол был ровный, но ты спотыкался. А журчание фонтанов звучало как когти по стеклу.

Ты захотел сбежать.

И ты это сделал.

Бескрайние поля, посреди которых и стоял дворец. А вдали – знакомый город. Ты мог туда вернуться.

Многие дни ты путешествовал, спал в траве, питался какими-то случайными ягодами. Там был твой родной город, где ты мог бы вернуться к своей старой жизни.

И ты туда пришел. Ты подошел к ближайшей таверне, вошел туда.

Внутри был дворец.

...

Ты потерял счет, сколько раз ты пытался сбежать из дворца. В разные стороны, в разные города, разными видами транспорта. Но ты все равно оказывался в том же дворце.

И раз за разом дворец становился хуже. Или может, не дворец – а твое его восприятие.

Попытка сбежать стала аддикцией. Ты уже не столько хотел избавиться от дворца, сколько изнурял себя, намеренно, проходя через лишние испытания, бессмысленные, бездонные, каждый раз оставляющие тебя в худшем состоянии, чем было до этого. Но ты бился головой об стену, не жалея ни головы, ни стены.

Рано или поздно существование во дворце стало невыносимым. И ты взял это как свою "фишку". Я аколит боли. Что меня не убивает, делает меня сильнее. В этом даже есть какой-то кайф. Ложный, надуманный. Ты ел противную еду, исторгал ее, ел опять, в бесконечном цикле самотерзания.

Сколько ты так провел? Месяц? Год? Тысячелетие? Не было ничего, кроме самотерзания, путешествий от одного конца ада к другому, и постоянного убеждения себя, что да, ты делаешь правильный выбор, все хорошо, все так и должно быть. Не может быть возможно, чтобы ты принял плохое решение.

Невозможно. Ты лучший. Это рай.

Всем остальным еще хуже.

Всем остальным хуже.

Кому?

Тебе плевать. Тебе нормально. Каждая секунда – боль. Каждая минута – унижение. И ты причиняешь их себе сам. Потому что можешь. Ты бессилен, и все, что ты можешь сделать в этом благословленном месте – пытать себя. И ты это делаешь. Бездействие было бы растратой потенциала.

Скоро и дворец исчез. Остался только ты и боль. В черном тумане. Тебе даже не была нужна противная еда – ты мог заставить себя почувствовать ее вкус. Ты мог коснуться себя и причинить себе несравнимую ни с чем агонию.

И ты это делал.

Ты не знал другой жизни.

Вокруг тебя были другие люди, дома, деревья. Над твоей головой светило солнце. Но все – в тумане. Тебе было плевать. Оставался только ты, которому надо было причинять макисмальную боль.

Иногда тебе говорили что-то делать. Ты подчинялся. И сразу забывал, что. Потому что оно – за туманом. Несущественно. Нет ничего, кроме твоей боли.

"Протяни лапу" – послышался голос.

Ты протянул.

Небольшой всплеск боли, совершенно незначительный по сравнению с тем, что ты можешь призвать лишь мыслью.

Даже оскорбительно.

Ну кто так делает.

А потом.

Воспоминания нахлынули, единым, но очень смутным потоком. Демоны. Леса. Странная пещера, в которой ты жил? Ты был самым низким существом во всем аду. Тобой помыкал каждый, кто мог. Ты лизал ноги, ты ел дерьмо. И ты никогда не мог понять, что случится дальше. Каждое событие – сюрприз. Ты идешь налево, а попадаешь направо, в любом своем действии.

Ты жалок. Ты глуп. Ты слаб.

Кольцо на твоем пальце вонзилось еще глубже в твою кожу, задело кость.

Нашло понимание.

Ты был жалок. Ты был глуп. Ты был слаб.

Уже тогда, на земле.

Что тебя любили, что тебя уважали – ложь.

Ты был жалок. Ты был глуп. Ты был слаб.

И ты замахнулся на престол самого Отца.

Хотя заслуживал его меньше, чем другие.

Ты не заслуживаешь совершенно ничего.

Ты не заслуживаешь даже жить в дерьме.

Время заслуживать.

Время сделать что-то полезное со своей жизнью.

Гордость, сама по себе, не грех. Но только если есть, чем гордиться.

Таков единственный путь вперед.

Иначе – дворец.

...

Ты открыл глаза. Впервые за вечность, ты смог четко увидеть что-то. Тумана больше не было.

Ты лежал в лесу.

Ария была деморализована. Хотелось помочь, но ни ее товарищи, ни ее наниматель явно не хотели задерживаться.

Вместо этого она просто вжалась в стену кибитки. Ведь если ей прикажут сделать что-то плохое, она и не будет виновата? Никогда ещё такое самооправдание не работало, но сейчас она была уверена, что сработает.

– Она совсем улетела? – Ария высунулась из кибитки, – Или сейчас опять вернется? Дичь какая, господи, Люциан, что с тобой?

Ария выбежала из кибитки, демонстративно оттолкнув в сторону Трюггви. Целебной магией она не владела, а для моральной поддержки в ней сейчас было слишком мало морали, так что она хотя бы просто присутствовала рядом.

Дамиен вошел в помещение, проверяя на ходу экран телефона. Он пожал руки Эйсу и Люцию и слегка кивнул в сторону дам, упомянув, что Дезире сегодня выглядит превосходно. Расположившись на диване, он сдвинул все журналы куда-то в сторону и выложил конверт.

– Итак, детективы, дело важное. Надеюсь, у вас нет других прессующих заданий, и вы сможете уделить все время этому. Три дня назад в Чикаго прилетела одна неприятная дамочка. На билете прибытие из Лос-Анжелеса, на имя Лира Лайт. Во время досмотра камеры и прочая электроника начали покрываться серьезными помехами, характерными для Ласомбра, и наш заведующий аэропортом, Ной Гревал – слышали о нем? – вышел встретить ее лично. Ной слегка попутал и предположил, что она и есть тот самый посол Ласмобра, о котором предупреждал Князь, но уже на следующую ночь включил вторую извилину и сообразил, что прибытие произошло совсем не в ту дату, что его предупреждали, да и посол должен был быть мужчиной. Он сообщил нам.

Дамиен проверил экран телефона еще раз.

– Мы связались с Ласомбра и уточнили – нет, они не знают, кто она такая, ее прибытие не санкционировано. Начали копать. С тех пор мы получили несколько сообщений в медиа – в газетах, в видео на ютубе – где ее было четко видно. Маскарад она даже не пытается соблюдать, применяет свои теневые выкрутасы прямо на камеру. Мы, разумеется, почистили все, что могли, но теперь с ней надо что-то делать. Обычно мы бы обратились за этим к Носферату, но стоит понять, что Халид – один из самых ярых противников союза с Ласомбра, всегда голосует против, так что если дать ему знать, что некая Ласомбра устраивает по городу атас, у него будет лишние риторические патроны. Лучше ему о происходящем оставаться в неведении. От вас требуется найти ее и принести на суд Князю. Ну или если вы ее просто убьете, мы особо много сна на этом не потеряем. В конверте – вся извсетная информация, включая видео. Увы, по поводу записей с камер аэропорта Ной щемится, потому что он такой большой и умный мальчик с классным доменом, не лезьте в него. Если сможете сами его убедить поделиться – будет неплохо. Что еще?

Он задумался.

– Да, кто еще знает? Я, Князь, Аннабелль. Аннабелль отказалсь участвовать в охоте. Когда прилетит посол Ласомбра – ожидаем послезавтра, в понедельник – он тоже присоединится, но лучше начать пока без него, чтобы не терять времени. Уведомляйте меня, пожалуйста, каждую ночь о прогрессе в расследовании, я буду за три часа перед закатом в Succubus Club. Понятна ли задача, или есть еще вопросы?

Поверхностный гуглинг дает мало – "Йорик" выдает, удивительно, даже не Шекспира, а какую-то онлайн-игрушку, а "Хэппи Шугар" – виабушный мусор. Но если конкретизировать запрос, что-то интересное найти можно.

В 2011 году в Польше выступал стенд-ап комик, который так себя и называл – Yorick the Enforcer. Он вел ночные выступления для какой-то элиты, и записей в публичном доступе не было. Была фотография, пусть и мыльная, на которой характерные шляпа и плащ выдавали его. По отзывам, его юмор был очень черный, оскорбительный и антагонистичный. Он не столько развлекал публику, сколько троллил. Он провел шесть выступлений, после чего исчез из публичного взгляда.

По социальным сетям – в фейсбуке, инстаграме, гугле – вроде никого нет. В твиттере был аккаунт @yoricktheenforcer, без подписчиков, со следующими твитами, сделанными в течение полугода, тоже примерно во время его пребывания в Польше:



По поводу Хэппи не удалось найти вообще ничего, к сожалению.

Номера автомобиля указывали на то, что он был арендован у сервиса каршеринга. Большеи информации не было.

Ария неосторожно взяла письмо и, слегка его скомкав, прочитала.

– Категорически ненавижу, когда люди что-то скрывают и недоговаривают. Но ладно, что поделать, при личной встрече допросим.

Голоса. Значит, дышать здесь можно и так. Можно ли сорвать маску? Вроде нет, все привязано. Неприятно. Опять. Не только связанные конечности – но и заткнутый рот.

Тем не менее. Делаем как можно больше шума. Кричим сквозь маску. Стукаем чем получится обо что получится.

– ААААААА!

Рвемся. Выдираем ремни. Срываем маску. Что угодно – но не остаемся здесь.

15 февраля, сразу после заката, было проведено внеочередное собрание Элизиума в Succubus Club. Оттуда выдворили всех смертных и непричастных. Из Детективов туда была приглашена только Джейн, причем не просто “тебе можно”, а “обязательно приди, вот приглашение на качественном картоне с золотой каемочкой”. “Плюс одинов” на приглашении не было, и она пошла одна.

Типовой тусы в клубе не было. Обычно здесь хотя бы официанты разносят кровь (мертвую, не чтобы кормиться, а чтобы подразнить — идея Аннабель, инфа сотка), но сейчас здесь сидели только сородичи. Из знакомых лиц Джейн могла выделить Джексона, Аннабель, Халида, Абрахама и Дамиена. Был еще один чернокожий, про которого она могла с трудом вспомнить, что он имеет какое-то отношение к Анархам (но это не точно). Остальные — новые лица. В один момент Джейн краем глаза уловила в углу скучающую и сидящую в телефоне Саечку — но наваждение пропало в течение секунд.

Темой собрания было предстоящее присоединение клана Ласмобра к Камарилье. Когда Джексон вышел на сцену и включил микрофон, чернокожий может-быть-анарх пробормотал что-то про “долбанных Вентру и их сраный майнд-контроль” и удалился из помещения.

Речь Джексона была подробной, выверенной, явно заготовленной заранее. Он рассказывал историю клана Ласомбра — как они обычно управляли Шабашом, но сейчас, когда Шабаш в Америке был на сто процентов гарантирую вам мизинчик даю повержен, решили присоединиться к цивилизованной фракции “хороших” сородичей. Он предупредил не пытаться снимать Ласомбра на камеру, описал вкратце, какие дисциплины они могут применять, и объявил официально, что предыдущий закон, который предписывал Кровавую Охоту против всех, кто был замечен в управлении тенями, снят. Судя по всему, вскоре в Чикаго прилетит посол от Ласомбра по имени Маленков, и именно с ним будет…

На этом моменте внимание Джейн отвлек Дамиен. Он отвел ее в сторонку и предупредил, что он бы очень хотел от лица Князя выдать официальное задание группе Детективов. Вот вам прямо сейчас надо бросить все текущие дела и заняться этим. Оно как-то связано с прибытием Ласомбра в город — но тсс, никто об этом не должен знать, потому что дело сугубо подковерное. Он попросил, чтобы вся котерия была в доме Эйса в районе трех-четырех часов ночи — когда Дамиен к вам приедет и расскажет более подробно. Он вручил Джейн приглашение на концерт Baby Chorus через неделю и отпустил ее с миром.

И вот четверка собралась в доме. Несколько раньше, чем требовал шериф, но делать все равно особо много было нечего — заказов не было. Где-то в районе часа ночи в дверь позвонили.

Это был не Дамиен. Система видеонаблюдения показывала незнакомого человека в тяжелом плаще и широкополой шляпе. На боку у незнакомца висели ножны. Сбоку от него стояла садовая тачка, в которой лежал связанный мужчина с кляпом во рту. И, вроде как, поодаль стоял кто-то еще, но качество и поле зрения камеры не позволили определить, кто.

"Немедленно надеть скафандры", ну офигеть теперь, связана по рукам и ногам, в капсуле какой-то непонятной, а они от нее хотят скафандр, блин, надеть. Сразу неприятно так стало. Не пошевелиться, намордник на лице, капсула закрытая. Клаустрофобия такая накатила. Легонькая, но отчетливая. Не любит она, когда сковывают свободу в любом виде. Тяжко будет...

В такой ситуации остается только думать. Что вообще, блин, происходит?

==== Саечка, хммммм? ====



Никто не может понять, кому именно служит Саечка. Порой она выполняет приказы Князя, порой барона Анархов, порой сообщества Носферату в целом. Может, она принимает заказы на фрилансерской бирже? Но так или иначе, этот мастер Затеменения появляется ниоткуда, выполняет задачу, и исчезает вникуда. Порой она просто передает информацию. Порой она убивает. Никого не удивит, если окажется, что 90% времени она просто ходит за людьми в невидимости и наблюдает. Темное присутствие, которое может быть везде и сделать что угодно. Половина вампирского сообщества Чикаго живет в страхе, что Саечка внезапно появится у них за спиной и свернет им шею. Бойтесь Саечки.

– Значит, дружищще, давай я тебе проясню за жизнь, – Ария похлопала мальчишку по спине и надела ему на голову свою шляпу, – Черная я такая от того, что маму слишком много слушалась. Плохая это привычка – людей слушать. Надо свои мозги иметь. И делать только то, что захочешь. Другие тебе – не указ. Вон ты пока от мамкиной сиськи не отстанешь, не повзрослеешь. На, держи рапиру. Это не меч, кстати, это рапира называется. Некоторые неграмотные свиньи еще называют "шпага", но шпагу им в яй... живот за такое. Давай, знаешь, за какой конец держать? А вот не скажу, сам думай. Порежешься – будет важный урок. Давай, не стесняйся. Я тебе пока на кларнете сыграю. Вот чем духовые инструменты хороши – их можно по пути играть. Даже не знаю, как игроки на пианино их с собой постоянно таскают. Вот ты тоже чему-нибудь научись в жизни. Музыку играть, мечи ковать, магию колдовать – хоть что-то, чем можно на жизнь зарабатывать. А то будешь как моя мамаша – проституцией. И это она еще девушка! Парням с этим намного сложнее бывает. Или в монахи пойди. Они душные, они страдают ерундой, но еда у них всегда есть. В Бога веришь?

Она приложила кланет к губам и начала играть задорный импровизированный тон, ожидая от мальчика ответа.